четверг, 27 сентября 2007 г.

Львов – Львiв – Lviv. Спуск к ул.Б.Хмельницкого.

– Вы ведь всё-таки уехали из Львова. Вам не кажется, что Львов превратился в какое-то болото, где уже не может возникнуть никаких новых идей, как это было раньше? Может оттого люди бегут отсюда?
– Я не знаю. Если я начну об этом рассуждать, это будет нечестно.
– Почему?
– Потому что я буду думать, будто, это на мой счёт. Нет, я же не обижаюсь. Вообще, я называю этот город – город без любви. К сожалению.
– А она была тут когда-нибудь?
– Никогда. Никогда.
– А есть вообще на Украине город «с любовью», или может в России?
– НЕТ!
– А где же есть?
– Я не думал об этом. Город, который так обошёлся с Франко. Город, который убил Крушельницкую. Как же так? Мы об этом молчим. И сейчас поляк говорит, будто тут ничего такого не было. Будто не было крови.
– Возможно, это проявление какой-то черты украинской натуры, то что человека, который выделяется, попросту забивают, чтобы он не выделялся, потому как на его фоне все остальные просто серость?
– Ну, наверное так. Значит побеждает серость, я согласен.

Львов – Львiв – Lvov. Дом учёных.

– Понимаешь, Башмет не смог бы тут работать. Потому что, этот оркестр, который здесь – это самодеятельный оркестр. Это просто жуть. Это непрофессиональное музыкальное общество. Непрофессиональное. К несчастью. И что бы он тут делал? Ему необходимо было уехать в Израиль. Сразу. Я же помню его, когда он здесь был. Когда учился. Я это помню. Ну так вот. А теперь он всемирно известен. И он грандиозный музыкант. Так, как он преподнёс Моцарта… А здесь даже не знают, что сын Моцарта столько лет во Львове прожил. Что ты на меня так смотришь, тоже этого не знал? Его родной сын во Львове основал консерваторию и филармонию. Где-нибудь мемориальная доска есть? Никто об этом не знает. Я Возняку проговорил, они напечатали, нашли материалы. У них в „Ї” об этом есть. Он об этом напечатал. И хорошо. У него прекрасная музыка. И тут он сыграл свои первый и второй фортепианные концерты. И отсюда уехал в Прагу, и там умер. Но как львовянин. Где ему доска висит? Нет.
– А Захер-Мазох? Ну вот, я первый начал кричать об этом, когда началась перестройка. Напечатали в Москве и его прозу, и его украинскую прозу, и книгу жены Ванды. Напечатали. И разошлось по всей России, и не только. Перевели уже и на украинский язык. Ну и что, где улица? Где улица Коперника? Должна же быть хоть небольшая табличка. Нет. А мама украинка. Мама – стопроцентная украинка. Нет? Нет. Так о чём ты говоришь? Вот. Если бы он не уехал…
– Гоголь. Отец у него писал прекрасные пьесы. Фамилия отца была Яновский. И я нашёл одну из его пьес. Она ничуть не хуже того, что писал сын. Сын уехал, отец – остался. Он написал около тридцати пьес. Сохранилась одна, единственная. И написана прекрасно. А остался бы с отцом?
– Есть в этом что-то такое. Я не говорю о стране без любви. Я могу говорить о городе, где я сейчас. Мне хочется верить, что всё будет хорошо, должно так быть. Иначе не может быть. Подрастает новое поколение. И есть надежда на это поколение. Есть у меня надежда. И я уверен, что всё будет так, как должно быть в благословенном городе.

О. Ковальчук («Вголос» www.vgolos.lviv.ua)
Беседа с всемирно известным театральным
режиссёром Романом Виктюком
(по материалам http://kava.lviv.ua,
перевод с украинского - О.С.)
Фото: спуск с горы Высокий замок к улице
Богдана Хмельницкого; титаны на портале
Дома учёных, бывшего касино Шляхецкого
(Дворянского собрания) © О.С.